|
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
….
– Ей, русский, – кричат мне по-русски из гаража, распахнутого настежь. Последний раз его закрывали как раз тридцать лет назад. Машины нет, и, пользуясь прохладой, два старика стучат в домино, пока сын или внук работает таксистом. Кубинец легко женится несколько раз, дети, рожденные на разных сторонах улицы, получат равные попечение и заботу, а когда придет черед, ответят родителю тем же.
Гараж пахнет сигарами, бензином, резиной и какой-то цветочной влагой. Ливень прошел внезапно. Время луж коротко. Если вода не уйдет назад в океан, ее разбрызгают велосипеды и авто, а солнце превратит в невидимый, но ощутимый глоток воздуха. А может и несколько.
– Как Москва? Как дети? – продолжают старики, не отрываясь от игры и отвечая на мой шаг в их сторону.
– Спасибо, все хорошо, – отвечаю по-испански.
Старики довольны ответом, кивают.
– Если у друга все хорошо, то у меня будет все лучше всех, – замечает игрок, одетый в гуяабера – национальную рубашку.
Подобные афоризмы кубинцы придумывают в течение дня с десяток – по каждому поводу. Теперь лучшего повода, чем воспоминания, не найти.
Русских и Советский союз почитали на острове много лет. Большой брат был синонимом светлого будущего, достатка и безопасности. Кубинцы стали жить много хуже, когда Горбачев остановил материальную помощь, и выжили, научившись превращать лепешки из топинамбура в рыбу или хлеб, приправленные боевым духом команданте Кастро, который получал на всю свою семью в месяц 1800 граммов такого мяса, что после варки-жарки оставались одни кости. Тем, кто наблюдал остров извне, казалось, что у кубинцев выросли жабры и кроме воздуха с моря им ничего не нужно.
– Почему ты решил, что я русский? – вставляю я в паузы между двумя смачными ударами костяшек.
– Это там, наверху, решают, – воздел руку тот, что слева, и быстро опустил, грохнув о фанерный стол: – А он точно знает! Я ему верю.
Старик еле заметно кивнул в сторону другого старика.
Глаза молчаливого игрока скрывало мятое, но щегольское сомбреро. Казалось, что он спит, но его широкие, попиленные тростником ладони тихонько шевелились. Я поднял фотокамеру, чтобы забрать эти руки с собой. Он дернулся, даже не посмотрев на меня, сделал ход, и его руки вернулись в совершенно не подходящее для съемки положение.
– Скажи ему, что меня снимать не надо, – громко проговорил он своему товарищу.
– Его не надо снимать, товарищ, – перевел мне старик в гуяабера.
– Почему он говорит это тебе? – возмутился я.
Он перевел и тут же получил ответ, который я разобрал без труда.
– Я не хочу с ним разговаривать. Ты будешь пиво? – бросил он своему другу. Старик слева кивнул и спросил то же самое у меня. Я не отказался. Он не спеша сложил костяшки и пошел в угол гаража, где ровно молотил старый советский холодильник «Иней». Он открыл дверь, придержал банку с цветами, которая стояла на холодильнике. Со скрежетом извлек три бутылки и пошел обратно.
Мне предложили сесть. Теперь мы были на равных, у каждого в руке шипела ледяная бутылка пива. Отхлебнули.
– Ну как, хорошее у меня пиво, Хорхе? Лучше, чем у тебя? – шумно обратился старик к своему молчаливому приятелю.
Он будто был рад, что проспорил. Хорхе пожал плечами и утвердительно закивал, что можно было растолковать: «Так-то оно так, но…»
Кубинцы всегда спорят; любят говорить, что у них все лучшее: женщины, барабаны, туфли, качалки. Обо мне поспорили, потому что я проходил мимо.
– Видишь, до сих пор работает (похвалил он холодильник). Я должен ему пиво. Я думал, что ты албанец. Ты похож на албанца, – вспомнил он обо мне.
Я засмеялся:
– Почему?
Старик заговорил по-испански.
– Когда-то американцы хотели вывезти в Гуантанамо албанских беженцев. Потом передумали, может, испугались Фиделя. Он тогда их сильно ругал. Но кому-то повезло. Теперь иногда появляются албанцы, ищут родственников. А русские твоего возраста почти не едут. В основном молодежь. Туристы. Ты тоже турист? – добавил он по-русски с ухмылкой, дернув ремень моей фотокамеры.
Это знак – моя очередь объяснять.
…
© DE I / DESILLUSIONIST №06. «КУБА В ЛУЧАХ ЗАКАТА»
| 
