|
В спектаклях Алвиса Херманиса оживает настроение рассказов Чехова: время ушло, жизнь не сложилась, хочется в Москву. «Долгая жизнь», «Соня» — о симпатичных неудачниках из прошлого, «Латышские истории» — о тех, кому не повезло сегодня: цикл рассказов о маленьком человеке, в котором каждый может узнать себя. Руководитель Нового Рижского Театра, любимец Москвы и европейская знаменитость, Алвис Херманис раскрыл DE I секрет своей грусти.
ПОЗИТИВНЫЙ ЗАРЯД И КОСМИЧЕСКАЯ ГРУСТЬ
Мы выпустили 20 историй про конкретных людей, живущих в Латвии. Их создавали актеры, они записали монологи. Придуманных текстов нет, только монтаж. Один издательский дом выпустил эти записи, добавив рассказы современных авторов на ту же тему, которые очень похожи на новую европейскую драматургию. Агрессия, секс, страшные события, много насилия. В этом сопоставлении видно, что настоящие истории даже при всех несчастьях позитивные: все-таки эти люди хотят жить. Мы же не собирали сюжеты про самоубийц: каждый думает, что он будет жить завтра. Актеры не отбирали каких-то особенных неудачников. Но оказалось, что в любом случае, когда ты входишь в тесный контакт, слушаешь чью-то историю, всегда будет очень грустно. Она окажется трагикомической, но там всегда будет тоска, какая-то космическая грусть. Если найти успешных, удачливых людей и они откровенно расскажут, что действительно важного случилось в их жизни, все равно будет какая-то космическая тоска.
ПОРТРЕТ ТУРИСТА
Счастливы ли эти герои? Не знаю. Начнем с того, что я их никогда в жизни не встречал. На сцене истории получились жизнеутверждающие. Самое позитивное здесь то, что когда люди видели себя на сцене, они говорили, что это одно из самых сильных впечатлений в жизни — полный зал слушает про них. Даже когда их просто слушали актеры, для людей было большое открытие: они удивлялись, что кто-то вообще согласен их выслушать. Давать интервью — часть моей профессии, но тех, у кого не берут интервью, даже дома, в семье, никто не хочет просто сесть и послушать, что у них на душе творится. В пьесах Чехова тоже все повторяется: жизнь кончается, ничего не успели, хочется в Москву… У нас таких историй много… Просто каждый человек интересен. На них нет смысла смотреть, как на обычный спектакль, здесь, скорее, профессиональный интерес — как создать характер, взятый из жизни. Есть же художники, которые сидят на улице и рисуют портрет туриста — наши актеры сделали то же самое. Срисовали портреты.
МОЖЕТ, И ПОЖЕНЯТСЯ
Это было два-три года назад. Сейчас, если мы и продолжаем в этом направлении, стараемся придать какое-то развитие. Скрестить характеры, придумать фикцию. Например, двое: мужчина и женщина с реальными прототипами. Первая часть будет про каждого, а во второй попробуем их соединить. Что могло бы произойти, если бы они встретились? Двое реальных людей, которые живут в одном городе, — что произойдет с ними, когда они увидят друг друга и познакомятся с помощью чуда — искусства театра? Может, они даже поженятся.
ПОЕЗД, КОТОРЫЙ НЕ ОСТАНОВИШЬ
Я уже не спрашиваю себя, зачем я занимаюсь театром. Сейчас такой вопрос не имеет смысла, потому что это продолжается больше 20 лет и я уже давно забыл, почему это началось. Это поезд, который не остановишь. Все, чему я мог научиться, что мог украсть у других — а это делают все, кто учится, — уже сделал.
ЗРИТЕЛЬ САМ МОНТИРУЕТ ИСТОРИЮ
Этим мы занимаемся последние три года… Мы пошли по тропинке, где перед нами неизвестность. «Долгая жизнь» — там есть несколько решений, когда не с кем было посоветоваться. Например, как рассказывается сюжет: действие происходит параллельно в нескольких точках. На сцене не один сюжет, а несколько. Они монтируются. И не только на сцене: в театре обычно так происходит, что режиссер решает, что зритель должен видеть, что должен понимать, что должен чувствовать. В «Долгой жизни» впервые было так, что каждый зритель сам монтировал свою историю. Может, я что-то пропустил, но такого никогда не видел. Театр по сравнению с музыкой, литературой в своих приемах отстает примерно на 50 лет. Например, то, что делал Пруст, — ассоциации. По сравнению с Толстым Пруст предлагает совсем другие вещи. Такие приемы в театре — такая композиция, такой монтаж — не использовались. В театре по-прежнему продолжаются времена Толстого. Мерно рассказывается повествовательный сюжет, сознанием манипулируется очень грубо и буквально. То же самое, если человек привык слушать песни Раймонда Паулса, то на концерте Пендерецкого он немножко растеряется. В театре тоже могут быть разные способы рассказа.
ИЗОЛЯЦИЯ
Кроме театра, меня интересует деревенская жизнь. Я купил себе 40 гектаров леса и уже четыре года, если я в Латвии, стараюсь летом там жить. Там все по-другому. Я не общаюсь ни с кем, кроме семьи.
НАСТОЯЩАЯ ИСТОРИЯ
Трудно сказать, кто я на самом деле. Если бы я был откровенен, как люди, рассказывающие про свою жизнь моим актерам, если бы я рассказал свою настоящую историю, это была бы история неудачника — трагикомическая и грустная. Без этого невозможно. Мне 42 года. До сих пор я думал, что можно как-то все спланировать, и если есть хороший план, хорошие идеи, можно все реализовать, идя по этому плану, можно оседлать жизнь. Но в последнее время я понял, что это тоже иллюзия, что жизнь все-таки сильнее. Держи глаза открытыми, удивляйся тому, что происходит, — она все равно хитрее. Конечно, сидеть дома и ждать, пока телефон зазвонит, тоже нельзя. Просто не все можно организовать.
© DE I / DESILLUSIONIST №16-17. «АЛВИС ХЕРМАНИС: ИСТОРИЯ НЕУДАЧНИКА»
|
